Он вздохнул, убрал бутылку коньяка, пошел в автомат на улицу Королева выпить пива.
Мужчины возле автомата стояли всегда, но нынче их было больше обычного. Данилов заметил знакомого оператора с телецентра, спросил:
– Что это?
– А Коля, водопроводчик, – сказал оператор, – за двадцать копеек показывает дым.
Тут же мужчин, то ли выпивших пива, то ли еще не пивших, окутало паровозным дымом.
«Про дым-то я забыл! – ужаснулся Данилов. – Надо сейчас же дым прекратить!»
– Вова! – водопроводчик Коля, выйдя из восхищенной толпы, направился к Данилову. – Я тебя пивом угощу!
– У меня есть, – сказал Данилов. – Я рубль разменяю.
– Что менять-то! – Коля чуть ли не обиделся. – Вон сколько двугривенных для автомата. За дым. Дыхнешь – дают двадцать копеек. А кто и с сушками.
– А не тяготит вас дым? – осторожно спросил Данилов. – Вы к врачам не обращались? Вдруг бы они и вылечили…
– Зачем мне врачи? От чего мне лечиться? Мне дым не мешает. Я когда дышу и говорю, он не идет. Могу петь. – Тут Коля остановился и запел: «Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, а мимо пролетают поезда», и верно, дыма из него не вышло. – И ем я хорошо. Иногда только мясо пахнет костром. Вроде шашлыка. Это когда я из глубины дыхну, то дым. А людям нравится. Просят. Как-то я три раза подряд дыхнул, дали воблу.
– Но, может, вы хотите от него отделаться? Не мучит он вас?
– Да ты что! Коля поглядел на Данилова с укором. – У меня жизнь интересная.
«Ну коли так, – подумал Данилов, – что ж я его буду дыма лишать…» Ведь и вправду: вдруг он, Данилов, испортит жизнь человеку. Пусть дышит как хочет. Данилов опустил в щель автомата двугривенный, подаренный Колей, наполнил кружку, но, отпив два глотка, о пиве забыл. В нем возникли вдруг слова и чувства, какие он хотел бы передать и Переслегину и Чудецкому. Явились бы к нему сейчас листы бумаги, он бы их все исписал. «Что я стою-то здесь, пойду домой, напишу им письма. О музыке. Обо всем». Он пошел. Однако его намерениям помешал телефонный звонок.
У звонившего был лирический бас, годный, если бы собеседник Данилова пел, и на баритональные партии – князя Игоря или Мазепы. Вроде бы Данилов его где-то слышал, но где? Говорил незнакомец тихо, таинственно и вместе с тем так, будто Данилов сидел у него дома в клетке. Данилов проверил голос индикатором: нет, звонивший был местной личностью.
– Мне любопытна ваша таинственность, – сказал Данилов. – Однако вы даете мне понять, что вам многое обо мне известно, стало быть, вы знаете, что у меня мало времени, поэтому прошу вас перейти к сути дела.
– Пока и дела-то никакого нет, – сказал незнакомец, – а есть предложение.
– Какое же?
– Сотрудничать с нами.
– А кто вы такие?
– Ну как вам сказать…
– Так и скажите.
– Настасьинский переулок, квартира Ростовцева…
– Хлопобуды, что ли?
– Это несерьезное дело… Но пусть хлопобуды…
Теперь Данилов узнал. Говорил с ним пегий человек с бакенбардами, возможно, секретарь хлопобудов, заполнявший обычно их вахтенный журнал или конторскую книгу. Но возможно, и не секретарь.
– Вы секретарь с бакенбардами, – сказал Данилов.
– Как вы узнали?
– Я музыкант. Должен иметь слух.
– Звонок мой как бы официальный.
– Вас Клавдия Петровна надоумила?
– При чем тут Клавдия Петровна! Клавдия Петровна – из очереди! Мы вышли на вас сами. А Клавдии Петровне вовсе и не следует знать о моем звонке.
– И чем же вызван ваш официальный звонок?
– Наша инициативная группа – особая, экспериментальная, впрочем, вы имеете о ней некоторое представление. Мы пока самодеятельная группа, но то, что мы делаем, хотя бы своими анализами и прогнозами, должно принести несомненную пользу обществу…
Тут Данилов чуть было не сказал о сомнительности затеи хлопобудов с изумрудами и дипломами, но сообразил, что подведет Клавдию. Промолчал. Он вспомнил о пятнадцати рублях и солидных людях, стоявших с чернильными номерами на ладонях в прихожей у Ростовцева. Сказал:
– Неужели люди из вашей очереди и есть общество?
– Идет эксперимент, и мы можем охватить лишь определенную группу людей, наиболее восприимчивых к условиям нашего опыта.
– Хорошо, – сказал Данилов. – А я вам зачем? Я и в очередь-то не вставал.
– У нас много трудностей. Особенно в области научного прогнозирования. Нам нужна ваша помощь. Естественно, она будет вознаграждена.
– Моя помощь? – удивился Данилов.
– Да, – сказал пегий человек. – Мы знаем о ваших возможностях.
– Я артист оркестра. Какие у меня возможности?
– Речь идет не о ваших музыкальных способностях.
– А о каких?
– Вы сами знаете о каких…
– Вы меня с кем-то спутали.
– Нет. Мы о вас знаем все.
– Откуда же?
– У нас есть люди.
– Эти люди сами ошиблись и вас ввели в заблуждение.
– Значит, наше предложение вы принять не хотите? – угрюмо спросил пегий человек.
– Ваш звонок я расцениваю как шутку, какую я оценить не могу из-за отсутствия чувства юмора.
– Печально. И для нас. И для вас. Мне хотелось бы дать вам время подумать, чтобы потом вам не пришлось жалеть о своем легкомысленном отношении к важному делу.
– Вы говорите таким тоном, будто угрожаете мне.
– Возможно, что и угрожаю. Безрассудное упрямство следует наказывать… Потом, вы, видимо, не верите в нашу серьезность и в нашу силу, вот вы их и почувствуете…
– И что же будет?
– Будут и мелкие неприятности… Скажем, в театре… Ну, предположим, на гастроли в Италию вы не поедете…